Невесомы цветка лепестки Под покровом осеннего снега. Молчаливы, печально кротки, Позабыв о тепле и о неге. Обращая свой взор к облакам, Источают любовь и смиренье. «Не сердись, - слышу шёпот цветка, - Я воскресну при солнце весеннем!»
В жизни человеческой на земле — много тайн...
Раскрываются они не сразу и постепенно.
Одна из этих тайн — старость, до которой молодости по большей части нет никакого дела...
Не будем забывать, что человек, в соответствии с замыслом Творца, был определен к бессмертию.
Все, случившееся с праотцами впоследствии, — весьма болезненно для нашей природы, хотя и справедливо.
В юности, при избытке жизненных сил, мы самодостаточны и как бы бессмертны...
Когда же незаметно подкрадывается старость, мы начинаем испытывать противоречивое чувство несоответствия... Чего чему? Ощущений души — телесному возрасту.
Со временем этот дискомфорт может достичь подлинного трагизма, потому что душа, почтенная от Создателя даром бессмертия, часто не «дотягивает» до почтенного возраста своей плоти, осознавая себя совсем юным существом.
Между тем, громко заявляющие о себе старческие немощи, нуждаются в осмыслении со стороны человека, ибо они составляют жизненный крест для каждого из нас.
Их приход можно и должно «подзадержать», благодаря правильному попечению о теле, но, увы, вовсе избежать неприятной встречи с телесными страданиями невозможно.
К старости необходимо готовиться и тем, кто хотел бы всегда остаться молодым; важно думать об этом и детям, родители которых мало-помалу украшаются «сединою на висках»...
Мы привыкли видеть наших самых близких родственников молодыми и сильными, однако всевластное время распоряжается с ними по-своему...
Приходит час, и родители становятся полностью зависимыми от детей, как те некогда были зависимы от них.
Честь и хвала детям, которые в общении с престарелыми родителями являют неистощимые терпение и мягкосердечие. Источник этих замечательных качеств — признательность.
Горе и упрек тем, кто, забывая прошлое, тяготятся уходом за утробой, их породившей и питавшей...
Мне хочется пожелать и детям, которым придется некогда постареть, и родителям, воздыхающим при воспоминаниях об их ушедших молодых годах, — благодушия — мудрого умения улыбнуться и увидеть даже в скорбных обстоятельствах светлую сторону нашей жизни, неотъемлемой частью которой является старость.
Душе обидно, что стареет тело... Теряя гибкость, легкость, красоту, Оно едва стоит и движется несмело, О посох опираясь на ходу. Над телом власть недуги тихо взяли — Кряхтя встает, болезное, с утра. А ведь когда-то в светлой школьной зале Оно кружилось в танце, как юла. Душе обидно — одряхлело тело. Утратив свежесть, лоск, былую стать, Сидит и ропщет: «Жизнь мне надоела»,- Желая душу под себя подмять. Прошу: улыбчивость и легкокрылость, Храни в себе, разумная душа; Наивно не рассчитывай на милость От плоти — прах не смотрит в небеса. Прекрасно вместе побродить по лесу — Пусть освежится утренней росой. Поверь: в ее насущных интересах — Тебя считать всевластной госпожой...
Как часто мы себя не любим, За то, что время против нас, Мы без зазренья его губим, Оно ж лишает нас прикрас.. Становимся мы тяжелее, Редеет волос, гаснет взор, Вчера был юноша лилейный, Сегодня старец, завтра сор... Блистаешь ныне словом красным, Умом - Перикл иль Цицерон Но вот с давлением, несчастный, Лежишь... Твой хриплый, тяжкий стон В укор родне и всем домашним. Как дряхлый, недвижимый пес, Им предстаешь виденьем страшным, Подходят, уж не пряча слез... Нет! с убываньем жизни в теле Нам не дано любить себя- Хоть в юности хвалы нам пели, Пришли мы к старости не зря... Теперь, невольно отрезвясь И упоенья отрешившись, В постель, как в ил спешит карась, Ложусь, сердечно помолившись...
Молчанье уст есть тайна века Нездешнего... В ночной тиши, Когда сияет в небе Вега И день заняться не спешит, Душа внимает откровенью... В заветной сердца глубине, Как в тигле, золотые звенья Молитвы льются, а совне Царит в жилище полусумрак. Дрожащий огонёк свечи Выводит неземной рисунок На белой извести печи... И сквозь икону Богоматерь Взирает молча на меня С любовью неземной. Я плачу, Слёз от Пречистой не тая.
— Протоиерей Артемий Владимиров
Из книги «ВЕНЕЦ ЛЕТА ГОСПОДНЯ»
Поздравление дорогим сестрам и прихожанам в день празднования Богородичной иконы «До Рождества и по Рождестве Дева».
Лучину прикрывай рукою, Да не угаснет огонек. Иначе мгла тебя покроет, И заплутаешь, сбившись с ног. Но искру сохранив лучины, Найдешь дорогу в темноте. Иди же, дева, тихо, чинно И с упованьем, что тебе Грядет, грядет Жених навстречу. Войдешь с ним в свадебный чертог, Коль амфора в сердечной клети Полна елея. Иль на торг Он отошлет за нераденье… Но некому продать елей. Не избежать тогда смятенья У крепко запертых дверей. Молитвой пламеней, невеста! Отринув расслабленья сон, Раскрой опущенные вежды - Жених при дверех… Вот и Он! Светильник подними скорее, Свободен вход - ступай же внутрь! Наряд твой, дева, не истлеет - Легка небесная лазурь И пурпур праздничной одежды. С любовью кроткою Жених Спасенных взором светлым тешит - Дух Божий солнцем блещет в них.
30.10.2024
Посещение мирной Норвегии с ее северной древней столицей, освященной гробницей святого короля Олафа, оставило в моей душе неясный, но глубокий след.
Тронхейм — это то место, откуда викинг Лейф Эрикссон отплыл в 1000-ом году и достиг берегов Америки за несколько столетий до Колумба.
Я, даст Бог, еще поделюсь своими впечатлениями о поездке, но сейчас скажу, что, гуляя у моря и взирая на зеленые скалистые берега, неспешно перебирал в памяти семейные предания о далеком предке, последнем шотландском пирате со звучной фамилией Бартоломью.
Как он закончил свою жизнь, сподобился ли погребения, жил ли вообще на белом свете?..
Кто-то там точно жил — приехал же мой предок при Екатерине Великой в Россию, получив дворянство за «подвиги» пращура и положив начало роду Барто...
Чем больше тайн, тем выгоднее для потомков и тем больше простора для творчества!
Я стыжусь быть потомком пирата И наследником сумрачных дел... Оправдаться хотел многократно Мой далекий шотландский праде'д. Слышу голос его в шуме ветра И в рисунке причудливых скал Вижу юбку, зеленые гетры, А вверху — мне знакомый оскал. Те, кто морем всю жизнь просолили, Сквозь разрезы прищуренных век Наблюдая, как синие мили За кормой остаются навек, На античных богов не похожи. Если шторм вас средь ночи настиг, Мне поверьте, и ангел не сможет Белизною сияющий лик Сохранить от земных треволнений! Спит в шотландской земле флибустьер... Под разрушенной временем сенью Я цветы положить не посмел. *27 июня 2015*
Этот великий писатель жил в «окаянные дни» Великой Смуты и никогда не выпускал из сердца любимой им России в течение долгих лет вынужденного изгнания.
И сегодня совесть тревожно гудит набатным колоколом в душе, земные пути которой разошлись с «путями небесными».
Все мы стоим пред лицом вечности, и на каждого из нас взирают очи всеведущего Создателя...
Страшен путь Иуды, запечатленный на картине русского художника... Спаситель ненасильственно привлекает нас к себе, предоставляя каждому сделать свой выбор в тайниках собственной совести...
Бог видит, слышит нас и любит; И от Его святых очей Не скрыться... То-то нас и губит, Что за обильем мелочей Не замечаем Его взора, Не слышим вещий, тихий глас; И посреди земного сора Души сверкающий алмаз Увы, теряем безвозвратно. Но не останемся во тьме - Гудит, как колокол набатный, И обличает нас в сне Не знающая лести совесть. Средь ночи вставши от одра, Мы начинаем с нею спорить И время губим до утра В преступном самоооправданье. Кляня других в своих грехах, Христовых не понять страданий, В прибитых ко Кресту руках Нам не узреть великой тайны... Застыл предатель средь маслин... Ночь в Гефсимании... Лобзанье... Дорога в Иерусалим...
Нередко приходится слышать, как молодежь, и преимущественно, девушки, жалуются на давление со стороны старшего поколения.
«Я здесь одна, меня никто не понимает...»
Даже разумные дочери, признающие опасность плотских соблазнов и потери невинности до брака, обнаруживают иногда крайнее легкомыслие в своих словах и поведении.
В этих обстоятельствах контроль и строгость со стороны родителей воспринимается едва ли не как насилие.
Но, по французскому присловию, «хорошо смеется тот, кто смеется последним»...
Как благодарны будут нам, взрослым, наши дети, когда они, устроив свою «личную жизнь» и обретя собственную семью, уразумеют всю важность сохранения невинности для гармонии брачной жизни!
То, что представлялось им невыносимым и почти трагическим, десять лет спустя будет окрашено в нежные пастельные тона.
«Что пройдет, то будет мило»...
Предлагаю вам, друзья поэтическую зарисовку, полушутливую, полусерьезную, взятую из девятнадцатого столетия, но много говорящую современному внимательному читателю.
Анонс, ананас и нюанс... Лишенные веса слова — В них слышится Штрауса вальс, Дрожащая скрипки струна. Парадная зала — в огнях. Видны из раскрытых окон В чернильно-лиловых тонах Холмы, погруженные в сон. На белой террасе — фуршет С беседой при ярких свечах — Здесь собран изысканный «свет». А старый сенатор в очках, С тростью у тощих колен, Дремлет, склонивши главу. В волнении — внучка Элен, С веером... На рандеву Ждет барышню в парке поэт С поэзией лунной своей. Но смелости встретиться нет — Сенатор так бдителен с ней. В вазоне застыл ананас, Причудлив разлапистый хвост... Позвольте последний нюанс — Предложен хозяйкой анонс: «Завтрак с шампанским вас ждет И партия в дамский крокет, Затем путешествие в грот, На воздухе сытный обед.» Двенадцать пробили часы — Сенатор проснулся впотьмах. Девица поэту спешит Дать упреждающий знак — Сокрылась печальная тень Под кроной затихших дерев... Куда безопаснее день Для юных нетронутых дев! Давно особняк опустел. Хозяева, слуги легли. Крадется пугливая тень В конюшню — поспать до зари. К поэту идет мажордом С запиской от милой Элен: « Простите, с великим трудом Дается покинуть свой плен. Но дедушка мной огорчен — Сегодня мы едем в Париж. Ко мне столь безжалостен он: «За внучкою не уследишь», — Сейчас в раздраженье ворчит. Прощайте, мой преданный друг! Я плачу, и сердце болит — Сдавил меня замкнутый круг...» Светало, и солнца лучи Коснулись развесистых крон. Огонь разжигали в печи, И в сад выносили крюшон...
Тот, кто единожды приближался к Владимирской иконе Богоматери, уже никогда не может забыть Её лика и Её очей. Они вбирают в себя всё...
Пречистая Дева есть воплощение смирения, чистоты и красоты.
Стоя перед Владимирским образом, главной святыней русского народа, можно только молчать и молиться... Да примет Царица Небесная этот малый дар от моего недостоинства с благоволением.
Я с трепетом взираю в эти очи... С печалью они смотрят на юдоль И кажутся темнее темной ночи, В себя вбирая всю земную боль. В них девства красота и материнства. Из них исходит первозданный свет. Посмотришь - и спасение так близко - На каждый вздох они несут ответ Нам внемлющей с небес Пречистой Девы. Что сердцу видится в Её глазах? Там непорочность первозданной Евы, Там золото, и оникс, и бдолах*, Которые блестят в земле Эдема. В них вижу над Голгофой черный Крест, Того, кто справа, и того, кто слева. Под солнцем нет таких сокрытых мест, Куда бы не проникли эти очи... Что было, есть и что еще придёт - Всё Дева зрит и милость Божью прочит Тем, кто Марии имя призовёт. Синеют предо мной морские дали... Я на чужбине, среди черных гор, Закрыв глаза, безвидно представляю Ко мне простертый Материнский взор...
*у иудеев обобщенное название драгоценных кристаллов( Быт.2,12).
