Епитрахиль моя бордовой ткани
С узороми невянущих цветов
Простерта над скорбящими сердцами.
Восходит вопль от сумрачных кутов.
По ней бежит рекой вода живая
Из копием пронзенного Ребра.
В Крови Христовой Крест. Темнеет свая -
В скалу вкопали с раннего утра.
Епитрахиль над морем и землёю
Как Бога окровавленная длань.
Прохладой одарит, спасет от зноя.
Чуть снизойдет, ты на колени стань
И, с плачем исповедав прегрешенья,
Склони под благодать свою главу.
Бог принял всех. Тебя Он неужели
Отринет? Я надеждою живу
Епитрахилью обвязать планету,
Любовию страдания уняв.
Там, где прощенье, наступает лето,
И слышен рост благоуханных трав.
Среди земли воскресший ходит Агнец,
А вместо клумб моя епитрахиль.
Рекой бежит - открой скорее ставни,
Шесть футов льется под спасенный киль!
Первый снег показался в Москве
Как преддверье грядущих морозов.
Кисеей опустился на сквер
Белоснежной, скрыв почвы коросту.
Но и часа, увы, не прошло,
Как, свое он оплакав сиротство
В этом мире, где царствует зло,
Растворился неслышно и кротко.
Он ушел, как уходят от нас
Люди с тихою, мягкой душою,
Слышать ругань соседей устав.
Снегу первому всё здесь чужое.
Он, пройдя через поры земли,
Превратится в подземные воды.
Где-то льдиной застынет вдали
И, смотря на небесные своды,
Будет плакать и таять опять.
По весне, воспарив в поднебесье,
Ляжет облаком легким поспать -
Чуждый гнева земного и спеси.
Наземь канет июньским дождем,
Чтоб листву освежить на рассвете.
Так и мы вслед за снегом уйдем,
И кончины никто не заметит.
Возьми светильник в руки, мудрая душа,
Путь к Царству света будет очень долог.
Свой выбор сделать нужно не спеша.
Смотри: едва отдернут пред тобою полог,
Увидишь стол. Там десять золотых лампад.
В них вставлены прозрачные сосуды.
Блистает яшма, светятся сапфир, агат,
Таинственно мерцают изумруды.
Но знай: светильник загорится лишь тогда,
Когда заполнится сосуд елеем.
В ночи пусть масло не иссякнет до конца
И ворсяной фитиль в дороге не истлеет.
Жених введет на брачный пир лишь тех,
Кто сохранит сияние лампады.
Немалый труд - войти в сонм мудрых дев.
Их Царь Небесный не лишит награды.
Не медли же, смелей бери светильник свой!
Его наполни ароматным туком*.
А в сердце имя Иисусово сокрой,
Да светится душа Христовым Духом.
———————
* Тук(библейское) - здесь синоним елея, масла.
Явилась девочке Матроне
Жена в багряном одеянье.
На ангельском покоясь троне,
Вся озаренная сияньем,
Царица повелела властно
Девчушке обрести икону.
Так повторялось троекратно.
В саду, под вишней, мать с Матроной,
Собрав листву, кору и ветки
Копают и находят вскоре
Завернутый в кафтан стрелецкий
Чудесный образ. Об иконе
Весть тотчас землю облетела.
Царь список заказал в столицу.
С тех пор во всех Руси пределах
Казанский образ свято чтится.
Ему обязаны победой
Мы над короною Варшавы.
Песнь Богородице воспета
Петром на поле у Полтавы.
Явила Матерь Божья силу
Свою на поле Бородинском.
Победой славной одарила
Нас во сражении берлинском!
Но и в моей судьбе убогой
Она, Казанская икона, -
Как для сидящего в остроге
За преступленья пред законом
Весть о прощенье и свободе!
Пред нею с юности молюсь я
Пречистой Матери Господней.
«Скорбей мучительных оружье
Твою пронзило, Дево, душу,
Да узришь наши помышленья!
Прошу Тебя, унынья стужу
И холод гибельных сомнений
Из сердца изгони, Благая!
И, павши ниц перед святыней,
Я, блудный сын, молюсь и каюсь,
И чаю Божьей благостыни.
Смотрю на лик в резном окладе -
Любви исполнен он и мира.
На Богородицыном плате,
Как слезы, звезды из сапфира.
…пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне…
(Мф 19:14)
Суровый край Кевролы, ты прекрасен!
Разливы Пинеги, извилистой реки,
Восход над кромкой леса, тихий, ясный,
Ромашек белоснежных лепестки.
И отрок русский, с именем Артемий.
Льняных волос копна, прямой пробор.
Внимать в молчании пернатых пенью
Привык он, заходя в сосновый бор.
Забав Артемий сторонился шумных,
Предпочитая им домашний труд.
Не по годам молитвенный, премудрый —
Такие дети долго не живут...
К отцу в погожий день придя на поле,
За плугом шёл, взирая в небеса.
Внезапно воздух потемнел над бором,
И разразилась страшная гроза.
Гром грохотал, и Пинега шумела,
Холодный ветер с севера подул.
Душа вспорхнула белой птицей, тело
Вдруг опустилось тихо на гряду.
Кто праведника светлую кончину
Уразумеет из мирских людей?
Бог попустил родителям кручину —
Крест тяжкий пережить своих детей.
Умом понять такое невозможно,
И только вера сердцу говорит:
«Твоё дитя теперь, как Ангел Божий,
Христа в блаженстве несказанном зрит!»
Золотое сияние клена
Щедро льется, как солнца лучи.
Незаметно роскошная крона
Опадает и меркнет к ночи’.
Но покуда господствует полдень,
Я в молчанье на диво смотрю:
Опускается лист, словно орден,
На зеленую грудь - мураву.
Та вздыхает неслышно под кленом
В ожиданье осенних дождей.
Не сберечься ей в месте укромном,
Не спасет золотая постель
Из узорчатых шелковых листьев.
Чуть придут в ноябре холода -
Иней царственной белою кистью
Прикоснется - пожухнет трава.
Почему же сиянием брызжет
Опадающий клен золотой?
Умирая, любовию дышит
И захвачен он мыслью одной:
Обновись, о душе, покаяньем!
Всё простив, Милосердный Отец
Золотое ей даст одеянье
И спасенья алмазный венец.
Какая красок феери’я,
Роскошество полутонов!
Холст левитановского стиля:
Среди покатых берегов
Речушка быстрая, над нею
Лесистый, невысокий холм.
Березы кронами желтеют,
Зеленая ольха кругом.
Молчат задумчивые ивы,
Их ветви ветер теребит,
Печалясь, что не говорливы.
Камыш прибрежный крепко спит.
Гармонии природной царство,
Забытый с юных дней покой.
Здесь нет людских страстей коварства,
Не слышно суеты мирской,
Но всюду Божие величье
И наслаждение для глаз.
Собой таинственную притчу
Являет неземной пейзаж.
Вдаль уплывает по теченью
Слетевшая с берез листва.
Я все гадаю над значеньем
Нерукотворного холста…
Сижу на стволе, наклонившемся долу.
Здесь речка несет свои воды неслышно,
Какие-то птицы летают и стонут -
В их царстве природном являюсь я лишним.
Но будучи поднят над грешной землею,
Смотрю с высоты на родные просторы.
Чуть воздух припущен осеннею мглою,
И дождь вдалеке уплотнил свои шторы.
Признаюсь, я рад посидеть «в поднебесье»,
Себя ощущая почти невесомым!
Мне должно с опаской хранить равновесье -
Хочу вдохновенно исполнить пасомым
Я гимн, что не свойственно падать смиренью.
Имея упругие, сильные крылья,
Оно, наслаждаясь свободою, реет
И носит в себе вожделенное имя
Духовного мира… Пора мне, однако,
Слезать со ствола и спускаться на землю.
Собравшись, призвал я остатки отваги
И спрыгнул, примяв камышиные стебли.
Бежит, не зная устали, река,
Несет свою любовь в страну далече
И, омывая ею берега,
Холодной влагой все печали лечит.
Таков и времени живой поток.
Тела в нем норовят уйти под воду.
Судьбы мы ткем основу и уток,
Когда умом и сердцем ищем брода
И избираем свой нелегкий путь,
На звезды глядя мирною душою.
Нельзя, взор опустив, смотреть на муть,
О камни раня старые мозоли.
Но есть иная, райская река,
Ее светлы живительные струи.
Истоки скрыты в девственных снегах,
Близ устья вечно зеленеют туи.
Дай Бог вкусить мне от прозрачных вод
И жажду утолить, припав устами
К струе, в которой виден горний свод
И свет над голубыми небесами.
Сосна повержена на землю,
Лишилась всей своей красы.
Рыданьям еле слышным внемля,
Смотрю: лежит она в грязи.
Клубком лохматым корневище
Топорщится, пугая птиц.
Поляну превратив в кладби’ще,
Сосна мне молвит, павши ниц:
«Не вижу розовых рассветов,
Не слышу веянья ветров.
Молчат безжизненные ветви
И превратились в груду дров.
Во мне иссякли соки, влага
Ушла из вырванных корней.
Я стала безобразно нага -
Похитил хвою суховей.
Мне мачтой не подняться к небу
Не встать, как прежде, средь подруг,
Но лишь бревном лежать нелепо,
Похожей на древесный труп.
За что повержена судьбою,
В разбушевавшейся ночи?
Нет смысла с Провиденьем спорить.
Тебя могу лишь научить:
Обуздывай свое тщеславье,
Ищи корнями глубины.
Что без любви смиренной знанье? -
Снег пред явлением весны.
